Так это или нет – судить читателю, но, несомненно, «Честный проигрыш» сильно отличается от остальных её романов. Одной из основных тем творчества Мёрдок является непрозрачность внутреннего мира каждого из персонажей (а они, как правило, многочисленны), его мотиваций, намерений и ощущений для всех остальных: герои Мёрдок всегда догадываются, домысливают друг друга и неизменно терпят на этом пути поражение, но, так или иначе приходят к познанию если не самого Другого, то его инаковости, чуждости, в которой, парадоксальным образом, все они и схожи друг с другом.
Расклад «Честного проигрыша» принципиально иной: персонажи с самых первых страниц представляются читателю (через диалоги, авто- и взаимные характеристики, «авторскую речь», подчас совершенно незаметно переходящую в описание внутренних переживаний того или иного героя) как некоторые вполне сложившиеся, почти гротескные характеры – даже в своей непредсказуемости они ограничены очень небольшим набором возможных действий, эмоций и желаний. Они до раздражения напоминают марионеток, поэтому при появлении на сцене героя, которому отведена роль «кукловода», читатель едва ли испытает негодование, которое обыкновенно вызывают умышленные манипуляции с людьми: персонажи оказываются вызывающе прозрачными друг для друга (но не для самих себя) и сами в той или иной степени управляют действиями друг друга. Фигура манипулятора – биолога Джулиуса Кинга, прежде работавшего над созданием бактериологического оружия -- заставляет вспомнить персонажей Достоевского (автора, несомненно оказавшего влияние на всё творчество Мёрдок, о чём свидетельствует и полифоническая структуры её романов, и специфика теологических и философских бесед, ведущихся героями), в частности – князя Валковского из «Униженных и оскорблённых». Сюжет романа строится как мелодраматический (а подчас драматический), весь текст прошит описаниями интерьеров, одежды героев, тщательно выписанных, и, вместе с тем, как будто бы карикатурных портретов, и иногда производит впечатление не то поваренной книги, не то каталога модной мебели, не то собрания афоризмов на все случаи жизни. Но нечаянная, как будто вскользь сказанная в самом конце романа фраза, придаёт всему происходящему совершенно неожиданное измерение и заставляет вспомнить уже не о классическом английском романе и даже не о «Волхве» Джона Фауллза, а о Бруно Беттельгейме и его учение об «идеальном заключённом» -- узнике концлагеря, у которого отсутствует даже минимальный временной зазор между стимулом и реакцией, а значит, и сама возможность рефлексивно отнестись к происходящему. Мир «Честного проигрыша» имеет два равноопасных (подчас даже для самой жизни) полюса: ужас «идеального заключённого», лишённого возможности рефлексии – и ужас самой рефлексии, оторванной от мира вещей и обращённой саму на себя в бесконечном самоосмыслении: тогда вещи – дома, интерьеры, одежда, самые человеческие тела – выскальзывают из рук, живые цветы подозрительно похожи на искусственные, а искусственные на живые, тогда сама способность мыслить помещает человеческое сознание в свой личный концлагерь, где приказы отдают даже те, кто не подозревает об этом.
Айрис Мёрдок. Честный проигрыш: роман. СПб.: Лимбус Пресс, 2004. – 501с. 3000 э. – ISBN 5-8370-0379-7
Впервые опубликовано в "Книжном обозрении".
Автор рецензии: Марианна Гейде
Используются технологии uCoz